The Washington Post: Обама не понимает, что такое война

Авраам Линкольн ненавидел войну так же сильно, как и Барак Обама. Он был непосредственным участником войны, потерял в ней своих друзей и вел ее в гораздо более значительных масштабах, чем Обама. Тем не менее, почти ровно 150 лет назад (17 августа 1864 года, если быть точным), он написал одному из своих генералов, осаждающих Питерсберг, к югу от Ричмонда, следующее: «Я видел ваше донесение, в котором вы выражаете нежелание отступать с ваших позиций. Я тоже этого не хочу. Вцепитесь в них бульдожьей хваткой, давите и душите их как можно дольше». И Улисс Грант упорно продолжил добиваться своего.
В этом и заключается разница между Линкольном и Обамой, объясняющая большую часть неудач, которые внешняя политика США сегодня терпит в Газе и других странах. Линкольн принимал войну такой, какая она есть, а Обама этого не делает. Война в Газе стала гуманитарной трагедией для палестинских мирных граждан, оказавшихся под перекрестным огнем. Это абсолютно варварский конфликт, потому что лидеры ХАМАСа прячут своих боевиков за спинами детей, вынуждая своего врага убивать невинных. Но прежде всего это война, смертельное столкновение интересов двух правительств и двух обществ.
К 1864 году Линкольн, Грант и два лейтенанта, Ульям Текумсе Шерман и Филип Шеридан пришли к выводу, что их конфликт достиг уровня, который историки называют «жесткой войной». Они понимали, что им придется не только уничтожить армию Конфедерации, но и сломить волю жителей Юга к войне. Именно это они и сделали — в ходе осады Питерсберга, разорения долины Шенандо, продвижения через Джорджию и северную Каролину, ближней блокады и кавалерийских набегов на Юге.
И президент заставлял их делать это. Когда ранее в августе Грант приказал Шеридану оттеснить конфедератов из долины Шенандо — которую он в конечном счете полностью сжег — Линкольн прокомментировал это так: «Я повторяю вам, вы этого не сделаете, если вы не будете следить за ней каждый день, каждый час и продолжать наступление».
Израильтяне, которые после ухода из Газы оказались под градом ракет, вынужденные также терпеть постоянные налеты на границе, пришли к выводу о том, что они ведут именно такую войну. Теперь, демонстрируя редкий дух единства, они, очевидно, решили уничтожить ХАМАС в Газе. Более разумная американская администрация поняла бы это и поддержала бы нашего решительного союзника, а не пыталась остановить его попытки уничтожить этого исламистского партнера Ирана и врага не только Израиля, но и Египта и Саудовской Аравии.
Проблема заключается вовсе не в антипатии, которая, по слухам, существует между президентом Обамой и премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху. Проблема заключается в том, что администрация Обамы попросту не может признать, что война есть война. Среди прочего это также объясняет провал нашей кампании в Ливии, в ходе которой администрация упорно настаивала на том, что бомбовый удар, направленный на свержение Муаммара Каддафи, вовсе не был войной, и поэтому после себя она оставила хаос, который царит в стране по сей день. Это также объясняет заявления администрации о том, что удары беспилотников в Пакистане и убийство Усамы бен Ладена поставили «Аль-Каиду» на грань стратегического поражения — несмотря на то, что идеология этой и подобных ей группировок продолжает распространяться и что исламистские движения продолжают расширять область своего влияния на Ближнем Востоке и в Африке.
Это объясняет наше заламывание рук по поводу убийства 200 тысяч человек в Сирии — как будто это была мощная вспышка лихорадки Эбола, тогда как на самом деле этот конфликт представляет собой войну, в которой схлестнулись Иран и его союзники в Сирии и Ливане с их все более исламизированным врагом. Это объясняет длительную и позорную политику умиротворения в отношении Владимира Путина, а также нежелание администрации признать, что Россия ведет войну против ее суверенного соседа.
В 2011 году президент США сказал, что в Ираке и Афганистане «волна войны ослабевает», хотя на самом деле мы попросту выходили из наших войн, вступавших в новые и более жестокие фазы для людей, которых мы покидали.
Самое любопытное в нашем президенте заключается в том, что его избрали на этот пост на фоне трех открытых войн — борьбы с «Аль-Каидой» и конфликтами в Ираке и Афганистане — а также нескольких более скрытых конфликтов, в том числе на фоне длительных и кровавых попыток Ирана вытеснить США с Ближнего Востока, и, тем не менее, он не может назвать себя военным президентом. Он не умеет произносить речи, объясняющие эти войны, призывающие к жертвам, объединяющие его внутренних оппонентов в борьбе против иностранного врага, сплачивающие иностранных друзей США и внушающие страх их общим врагам. Он также, очевидно, не испытывает сочувствия к тому своему союзнику, чье население вынуждено искать убежище под звуки сирен.
Война есть война. Мы можем сколько угодно желать, чтобы она была похожа на дуэль 18 века, которая проводится в соответствии с изысканными протоколами и правилами, жестко ограничивающими применение силы, однако она упорно остается такой, какой она стала в 19 и 20 веках — яростным столкновением государств. Это вовсе не означает, что мы должны отказаться от рамок приличий и цивилизации, но мы также должны принять эту горькую истину. Линкольн понимал это. Очень хотелось бы, что это понимал и тот человек, который занимает президентский пост 150 лет спустя.
Источник: The Washington Post

Более подробно читайте здесь: IPnews

Теги: МИР