Каратели, прошедшие Иловайск, рассказали о трагедии в «зеленом коридоре»

Каратели, прошедшие Иловайск, рассказали о трагедии в «зеленом коридоре»Выжившие запорожские каратели 29 августа вспоминают Илловайскую трагедию, рассказывают ранее неизвестные подробности о том, как выходили по «зеленому коридору». 
 
Так руководитель «Самообороны Запорожья» Сергей Тиунов называет день выхода из Иловайска — самым трагичным днем в новейшей истории Украины, а воинов-антифашистов защищающих своё право жить в свободных от нацистского террора республиках ДНР и ЛНР — варварами.

Прошедший Иловайск и более полугода тяжелого плена глава городской нацистской организации ВО «Свобода» Тимур Кныш рассказал изданию «Радіо Свобода» о том, как шли бои за Иловайск, как получился котел и как нацистов расстреливали в «зеленом коридоре».

Подробнее об этой престарелой нацистской гниде, страдавшего в "тяжелом плене" можете почитать здесь.

— Как случилось, что военные оказались в Иловайске в своеобразном «котле»?

— Понимаете, такие события развиваются очень быстро. Где-то 23-го, вторая половина августа, когда пошли на прорыв, подключились именно российские войска — была большая угроза для них, что мы тот Иловайск взяли бы любой ценой. И тогда была очень большая угроза окружения Донецка и вообще прекращения антитеррористической операции. В то время именно на помощь бросились российские войска, которые своими группами — массированная артиллерия, танки — вклинились туда и перепутали все карты, которые были у нас.

— Какова была ситуация с Вашим подразделением, где Вы служили?

— Лично мое подразделение — рота охраны. Мы занимались именно охраной нашего штаба, госпиталя нашего, вывоз-подвоз раненых, сопровождение боеприпасов. БК всем завозили. Плюс как резервная группа участвовали на некоторых участках, где было трудно. У нас там был центральный штаб возле школы и жилые районы, где непосредственно базировался батальон «Донбасс». Мы заняли периметр этой обороны нашего расположения и охраняли непосредственно рубежи нашего расположения. Отражали атаки. Там были попытки атаковать, захватить наше подразделение. И держали, будем говорить, непосредственно линию обороны, чтобы не дать уничтожить нашу базу.

— Какой самый острый момент запомнился из периода пребывания в Иловайске?

— Там очень много было моментов таких напряженных вообще, потому что последние дни мы находились под непрерывным массированным артиллерийским огнем. «Грады», большой калибр бил. Но в период между артобстрелами были попытки захвата — штурмовали наши позиции.

Один из таких моментов запомнился, когда наш блок-пост окружили. Нам пришлось отступать. Затем при поддержке других подразделений мы пошли в контрнаступление. Отбили свой блок-пост, заняли свою территорию, то есть закрепились, немножко переделали свою позицию и снова начали нести свою службу. Это — такие боевые вещи. Их много было. Это — только одна из маленьких. Постоянная стрельба, постоянное напряжение. Просто нужно понять, что местный бой таков: через дорогу стоит одно наше подразделение, с другой стороны, следующий квартал — территория вражеская, с которой постоянно могут стрелять, делать диверсии. То есть напряженная была ситуация.

— Каким образом происходил выход украинских войск из Иловайская?

— Очень интересная ситуация. Где-то была договоренность на высшем уровне, когда мы уже были в окружении, что украинские войска должны будут выйти без сопротивления. Нам дали так называемый «коридор зеленый». Мы собрались, подготовили колонны. Собрались все. И производным таким порядком без агрессивных действий собрали раненых. Стали колонной. Этим «коридором» мы поехали на нашу территорию, на подконтрольную украинскую территорию. И когда мы отходили, нас просто расстреляли, как на полигоне, как в тире каком-то. Намеренно расстреляли. Тогда мы имели большие потери. После этого мы даже попали в плен. Это было заранее подготовлено, так как местные люди — село, там где у нас был последний бой — говорили, что они нас два дня ждали, готовили позиции, чтобы именно здесь нас встретить.

— Как происходил вывод «зеленым коридором» поэтапно или одновременно?

— Вы поймите, что я владею только той информации, которую видел сам … Собрались мы за Иловайском. Разбились на две колонны. Получается так, что в голове колонны шли — там где шла бронетехника и могло быть серьезное сопротивление — их немного пропустили. А части, которые были стрелковые — просто разнесли. Хотя, как говорили потом (это уже мои данные, слухи), что все же и по бронетехнике били и по всем остальном. И часть прошла, а часть — просто пала в этот «котел».

— Как был организован вывод роты охраны, в которой Вы служили?

— Мы были до последнего. Наши ребята до последней минуты не покидали свои позиции. Мы стояли там, несли службу даже когда эти массированные обстрелы «Градами» были. Прятались в домах, прятались в подвалах всевозможных. Однако все равно, когда был обстрел, бойцы находились в окопах. Были у нас и потери. После обстрелов собирали раненых. Подвозили боекомплекты, то есть вылезали из всех щелей и снова везли.

Рота охраны последняя ушла. Уже сформировалась колонна. Мы сделали вид последнего боя — постреляли, пошумели, что мы есть. По дороге собирали своих людей, подсаживали их в колонну. И вот таким образом, мы снялись, поехали. И это была наша служба. Даже там, когда мы были в окружении, мы пытались занять такие позиции на окраине этого села, чтобы дальше свою службу нести в обороне, потому что было очень большое количество новых раненых и те, что погибли в результате обстрела. То есть пытались до последнего нести свою службу. Я считаю, что мы ее завершили только тогда, когда мы отдали своих раненых — только после этого рота охраны прекратила свое боевое дежурство.

— Вы говорили о последнем бое под Иловайском. Что это за бой? Что происходило?

— Много есть  информации о нем. Я свое впечатление только расскажу. Попали мы в засаду. Я беру только свой эпизод — нашу роту охраны. Первые выстрелы — что было самое страшное — в беззащитную технику. Одним из первых выстрелов был уничтожен транспорт с ранеными. Это была прямая наводка с очень близкого расстояния. Люди погибли очень страшно. Были большие красные кресты на этих машинах. «Скорая помощь». То есть почти все раненые, которых мы вывозили, последнюю партию, были уничтожены.

Мой автомобиль — грузовик, на котором мы ехали, КамАЗ перегородил дорогу. Водителя убило. Часть людей пошла пешком. А позади машины все подходят и подходят. Мы видим, что наш КамАЗ мешает. Человек сел вместо убитого водителя за руль. И все это под сплошным огнем, под обстрелами. Каша такая большая идет. Я не знаю. Везде огонь, везде стреляют. Человек перепрыгивает, убирает, вместо погибшего водителя садится, понимая, что надо убирать машину. Он садится. Другие ребята из кузова этого КамАЗа стреляют по кустам, по кукурузе туда, где сидят враги. И эта машина освобождает путь. И в то же время мы прямо попадаем на вражеский танк — два-три выстрела на нас. То есть ребята стреляют, ведут огонь и в то же время бьет по ним танк. Один-другой раз — и все это просто уничтожено. Огонь. Смерть. Кровь везде.

Каким-то чудом нас трех выбрасывает из этой машины. Я и еще два моих собратья — «Вэл» и «Гроза». Ребята, кстати, сейчас также служат. Все нормально, все хорошо с ними. Бог нас выводит оттуда, мы уползает от машины. Затем организуется оборона. Начинается стрельба с нашей стороны.

За это время очень-очень много проявлений такого героизма. Я не знаю, я такого никогда не видел и не ожидал. Также у нас такой человек был — дядя Ваня «Север». Человек, который в полный рост стал за  пулемет «Утес». Машина горит, а дядя Ваня стоит в полный рост и прикрывает отход наших людей. И вражеская пуля снайпера большого калибра ему просто разбивает, как тыкву, голову.

Героизм этих людей, сражавшихся рядом со мной — его передать невозможно. Очень жаль, что многие из них до сих пор не отмечены никак, не почтены. Настоящие герои, стояли до конца, несли оружие пока не закончилось их боевое дежурство.

После этого часть ребят наших подбила бронетехнику ихнюю,  уничтожили и БТРы. Надо понять, мы отбивались оружием для короткого боя, стрелковым оружием. Взяли пленных — русских. Они вышли на нашу радиоволну — начались переговоры. Было желание заставить их пойти на какие-то уступки, то есть имеются пленные и чтобы они часть наших выпустили. Надо новый госпиталь. Раненых очень много. Несколько часов дали перемирия, потому что их раненые были, погибшие, наши ранены. То есть собрали, что мы могли, в кучи, кого целыми. Кого в кучи просто — останки наших друзей. Кто смог, помог раненым. И после этого пошли переговоры. Стрельба.

Почему мы попали в плен? Мы связывались с нашим руководством. Нам говорили, что к нам идет помощь, колонны: «ребята, держитесь». Мы заняли оборону, как могли, и пытались протянуть время. Как оно потом вышло? Была очень большая угроза для Мариуполя, часть колонн туда пошла — это те колонны, которые шли к нам. Ну, и так мы держались. После всех этих событий россияне тоже не теряли время. Они отошли на значительное расстояние, когда мы не могли достать их уже своим оружием. И начали просто по нам стрелять с дальней дистанции — снайперы, минометы.

Переговоры тех оставшихся управлять непосредственно батальоном привели к тому, что все же договорились. Россияне говорят: «Мы вас или уничтожим, или отдайте нам наших пленных, раненых. Мы гарантируем безопасность вашим раненым. Сложите оружие. Мы с вами ничего не сделаем. Просто дадим вам еще коридор. Выведем вас на нейтральную территорию. Идите с Богом». Понимая, что мы все равно погибнем, нам дают какой-то шанс выйти, потому что нас просто так накрыла бы артиллерия … Были бы куски из нас, и мы погибли бы вообще. За бесценок жизни бы отдали, кроме прямого геройства.

Откровенно объяснили ситуацию нашим людям. Перед этим в ночь, когда мы пытались протянуть время, часть людей мы отпустили, тех, кто мог уйти. Они ушли. Дали им оружие. Особенно снайперам поменяли (оружие — ред.), Потому что пойманного снайпера просто убивали на месте. Отдали свое оружие. Часть вооружили. Дали, что могли. Помогли. И люди пошли в ночь. Кто дошел, кто не дошел — пока до конца так и не известно.

Утром я собрал своих людей и говорю: «Ребята взяли ответственность на себя. Решили так и так — идти в плен. Кто не желает — мы никого не держим. Кто хочет — оставайтесь, прячьтесь или уходите». Еще был у нас медпункт. Ребята говорят: «Пока раненые не выйдут — будем до конца». Таким образом, и попали. Далее была эпопея плена.

Но перед этим было так: нас как скот прогнали километров 10, на поле окружили. Привезли наших раненых в КамАЗе. Раненые начали погибать. Они начали гибнуть еще там, в этом селе. Мы все же дождались — единственное, что обещание таки выполнили, россияне сделали «коридор» и вывезли наших раненых. Что могли, мы сделали: под видом всяких легкораненых, контуженных даже здоровых людей пытались отправить с этим конвоем, чтобы все же было больше шансов выжить. А сами остались на месте боя. Нас потом предательски просто россияне отдали вот этим «ЛНР-ДНР» — и так мы оказались в плену.

— Многие люди после Иловайская оказалось в плену?

— Непосредственно в нашей группе было 111 добровольцев батальона «Донбасс». Отношение к нам, добровольцев, было неоднозначное, потому что те, кто были в Вооруженных силах, их отправили в другое место. И, вообще, они скорее попали домой. А у нас — отдельная история. Считали нас личными врагами. Забрали. Зачем забрали? Не перестреляли на том поле. Была такая мысль, что на всех здесь перестреляют. Мы уже готовились к этому, но Бог полюбил и люди помогли. Вся Украина отстояла нас и так мы чудом оказались на свободе, дома на родной территории. И самое главное, что все, практически все, кто туда пошел — моя душа как командира вообще спокойная — все мои люди, все мое подразделение вышло. Многие продолжает борьбу, многие люди — по-другому, но все целы, здоровы и приносят пользу нашему государству.

Пройдя курс реабилитации Тимур Кныш снова пошёл служить в карательные войска киевских путчистов, только теперь в составе 5-го батальона Национальной гвардии. Напомним, прочитать про этого нацистского негодяя и генетического брехуна вы можете здесь.

---

---